Джорджия развернулась и почти побежала обратно на виллу.
Она любит этого ребенка. Он принадлежит ей.
Джорджия обрадовалась, что Никос не последовал за ней. Она просто хотела вернуться в свою комнату, запереть дверь и спрятаться от всех.
Но как только она добралась до своей комнаты, ее начало тошнить. Она бросилась в ванную комнату и склонилась над унитазом.
Ее рвало. Она плакала, схватившись за края унитаза, пытаясь отдышаться.
Джорджия вдруг подумала, что заключила договор с дьяволом. Она продала свою душу, чтобы ее сестра была материально обеспечена, но цена оказалась слишком высокой.
Она твердила себе, что ребенок ей не принадлежит, но получается, она все время лгала себе.
Это ее малыш. И она любит его. Ее душа разорвется на части, если она уедет с острова без ребенка.
– Это нехорошо. – Никос стоял в дверях ванной комнаты, его глубокий, резкий голос отражался от стен небольшого помещения.
Джорджия вытерла глаза рукавом.
– Ты выломал дверь? – хрипло спросила она.
– Я открыл ее ключом.
– Спасибо.
Он вышел из ванной комнаты и через минуту вернулся со стаканом воды, который протянул Джорджии:
– Прополощи рот и приходи в гостиную. Нам надо поговорить.
Она сделала, как он сказал. Когда она вышла, он указал ей на диван.
– Присядь.
Джорджия хотела ответить, чтобы он перестал ей приказывать, но у нее не было сил. Она опустилась на диванную подушку и поджала под себя ноги.
Никос повернулся к ней, положив руки на бедра.
– Мне не нравится, когда ты в таком состоянии. Ты можешь навредить…
– …ребенку. Я знаю. – Джорджия вздернула подбородок. – Я знаю об этом и не хочу, чтобы ты мне об этом напоминал.
Никос стиснул зубы:
– Я хотел сказать, что это навредит тебе. Я имел в виду тебя.
Джорджия не знала, как ответить. Она просто смотрела на него, с трудом сдерживая разбушевавшиеся эмоции.
– Что происходит? – выдавил Никос. – Я не понимаю.
– Что ты хочешь понять? Ты целуешь меня, а потом сбегаешь. Если я беспокоюсь о тебе, ты заявляешь, что это не мое дело.
Он что-то пробормотал себе под нос. Джорджия не разобрала его слов и даже не поняла, говорит ли он по-английски.
– Что ты сказал? – спросила она.
– Не важно.
– А по-моему, важно. Я думаю, тебе пора поговорить со мной, Никос. Не орать на меня, не стыдить, не запугивать и не ругать. А просто поговорить.
– Из меня плохой собеседник.
– Тебе следует практиковаться. Если не ради меня, то ради своего сына. С ним надо будет разговаривать и слушать его. Ты не должен отгораживаться от него, когда почувствуешь, что находишься в опасном положении…
– Я не нахожусь в опасном положении!
– Ты в ужасе от своих эмоций, – сказала Джорджия.
– Неправда.
– Ты бежишь от близости, как испуганный школьник.
– Что?
– Противостояние не погубит тебя, Никос. У тебя просто состоится неудобный разговор, но это не конец жизни. Мы же не ненавидим друг друга. Почему бы нам не оставаться друзьями?
– А мы уже подружились? – прервал Никос.
Он нависал над ней, сдвинув черные брови над проницательными карими глазами.
Джорджия на секунду задумалась:
– Да. По крайней мере, я так считала. Это единственный способ пройти через то, что нам предстоит.
– Значит, у тебя все-таки есть сомнения по поводу того, как ты поступишь?
– Я, как любая женщина, полна противоречий. Я чувствую, как внутри меня растет ребенок. Он толкается, когда я разговариваю. Когда я ложусь спать, он становится активным. Мы с ним словно играем в игру. – Ее горло саднило, к горлу подступил ком.
Никос присел на стул у дивана и наклонился вперед, пристально глядя на Джорджию.
– Я усложняю ситуацию, да?
– Мне трудно. – Она попыталась улыбнуться. – Я не знаю, как мы все это переживем.
– Когда ты так говоришь, я начинаю нервничать.
– А я нервничаю каждый раз, когда думаю, что ты изолируешь ребенка от мира. Обещай мне, что ты будешь брать его в поездки и путешествия за пределами Камари.
Никос вгляделся в ее глаза:
– Я обещаю.
Джорджия сморгнула слезы:
– Я тебе верю.
– Я буду ему хорошим отцом, Джорджия. Я буду любить его и защищать.
– Защищать от чего, Никос? От мира или от себя?
Он поерзал на месте, чувствуя себя неуютно.
– Ты становишься по-настоящему опасным, когда отстраняешься от меня, – продолжала Джорджия. – Мне не нравятся твои холодность и злость, твоя отчужденность заставляет меня чувствовать себя отвергнутой.
– Я отстранился от тебя, чтобы не причинять тебе боль, – произнес Никос.
– Ты делаешь мне больно, когда так поступаешь.
– Я причинил тебе боль, пока мы были на горе. Из-за меня ты убегала в слезах.
– Потому что ты оттолкнул меня! Ты подарил мне невероятный опыт, а потом исчез на несколько дней. Мне было обидно. Почему ты так поступил после того, как мы почти сблизились? Зачем ты меня наказываешь?
– Я наказываю не тебя, а себя. – Его голос дрогнул. Никос почувствовал, как из его тела постепенно уходит напряжение. – Я должен лучше себя контролировать. Мне не следовало пользоваться твоей слабостью.
– Ты не пользовался мной. Это я воспользовалась тобой. Мне нравилось все, что ты делал, и я хотела большего.
Его глаза вспыхнули, и она кивнула:
– Мне понравилось быть с тобой. Ты такой замечательный. Серьезно. Ты подарил мне удовольствие, а потом бросил меня, и я решила, что мое удовольствие тебя рассердило.
– Нет.
Джорджия подняла бровь:
– Тогда почему ты сбежал от меня и прятался несколько дней?
– Я хотел тебя. Я хотел отнести тебя в кровать, раздеть тебя и… – Он замолчал и провел рукой по щетине на подбородке.