Самый желанный мужчина - Страница 19

Она нашла Никоса на вершине горы. Он бегал. Он не сразу увидел ее, и Джорджия некоторое время наблюдала за ним. Ее сердце разрывалось. Он был беспощаден к себе. Его страдания сбивали ее с толку.

Что произошло? И почему? Очевидно, он винит себя.

Увидев Джорджию, Никос резко остановился и снял наушники. Она услышала громкую, ритмичную рок-музыку.

Он вспотел. Его загорелые щеки слегка раскраснелись. Он посмотрел мимо нее, а затем ей в глаза:

– Как ты сюда попала?

– Я гуляла.

– Здесь длинный и крутой подъем.

– Я поднималась не торопясь. – Джорджия скрестила на груди руки, закрываясь от прохладного ветра.

В его взгляде не было ни света, ни тепла. Джорджия вспомнила день своего приезда на остров. Тогда Никос Панос показался ей хладнокровным, авторитарным и слегка враждебным.

Чтобы не расплакаться, она заставила себя улыбнуться:

– Я беспокоюсь о тебе, Никос.

– Тебе незачем обо мне беспокоиться, – сказал он. – Я не твоя забота.

– Вчера ночью мне приснился еще более страшный кошмар.

Резко подняв голову, Никос пристально взглянул на нее:

– Я был частью этого кошмара?

– Прошлой ночью да.

– Что я сделал?

У нее сдавило грудь, ей стало тяжело дышать.

– Ничего. – Он действительно не понимает или только делает вид? – Ты ничего не сделал, и в этом проблема. Ребенок плакал и плакал, а ты отказывался брать его на руки, а меня не было рядом, чтобы его успокоить…

– Значит, тебе приснился кошмар обо мне и моем сыне? – переспросил Никос.

Ее сердце болезненно сжалось.

– Я волнуюсь о тебе и о том, как все будет после того, как я уеду. Ты не можешь убегать от очевидного, Никос. Ты должен…

– Избавь меня от нотаций, женщина.

Джорджия шумно выдохнула. Никос определенно вел себя как средневековый мужлан. Он сердито смотрел на нее, стараясь запугать, но она не имела права сдаваться. Она должна настоять на своем не ради него, а ради ребенка.

– Я беспокоюсь. Меня волнует то, что я вижу. Иногда ты заботливый и внимательный, но временами, вот как сейчас, ты хладнокровный и отчужденный, и это пугает. Никос, я рисовала для ребенка совсем иную жизнь. – Джорджия видела, как он мрачнеет и поджимает губы. – Ты будешь отцом-одиночкой. Ты затворник. Ребенку будет здесь очень одиноко. Мне тревожно…

– Тревожно? – Никос непонимающе помотал головой.

Джорджия услышала резкие нотки в его тоне, и ее сердце заколотилось чаще. Она должна быть осторожнее, ведь она шагает по лезвию ножа.

– Ты должен признать, что станешь растить малыша в не совсем обычных условиях. На Камари вы останетесь с ним вдвоем.

– У меня есть персонал.

– Ну, если ты хочешь, чтобы они заменили ему бабушек, дедушек, дядей и тетушек, то…

– Они мои сотрудники.

Джорджия сглотнула ком в горле.

– Разве ты не хочешь, чтобы у твоего сына было много родственников? Разве не хочешь, чтобы его любили?

– Я буду его любить.

– Любовь нельзя выдавать порциями. Если у тебя возникнут проблемы, ты, возможно, отстранишься от ребенка, и он начнет страдать.

– Не надо думать, что произошедшее между тобой и мной как-то скажется на моем ребенке.

– Почему нет?

– Потому что у нас с ним все будет по-другому.

– Возможно. А может, и нет. Из того, что я узнала о тебе, я поняла: когда тебе захочется побыть в одиночестве, ребенок не получит достаточно любви. Я боюсь, что он будет чувствовать себя одиноким. Вокруг него должны быть любящие люди, Никос.

– Я вырос в традиционной семье. У моего сына будет все.

Джорджия ничего не ответила. Что она могла сказать?

Никос сдвинул черные брови:

– Ты не веришь мне.

Она пожала плечами, пытаясь сдержать разочарование:

– Детям необходимо общение. Они должны чувствовать себя в безопасности и знать, что их любят.

– Я обеспечу ему это.

– А вдруг с тобой что-нибудь случится? Кто останется с ребенком?

– Со мной ничего не случится.

– Ты не можешь этого знать. Ты не бог. Ты простой смертный…

– По-моему, тебе пора замолчать, Джорджия. Я не уверен, что ты можешь лезть в мои дела. Ребенок мой, а не твой. – Он задумчиво на нее уставился. – Или ты передумала?

Джорджию мучило сожаление. Она чувствовала себя виноватой. Как она могла подумать, что, зачав и выносив ребенка, так легко от него откажется?

– Я вынашиваю твоего сына, – сказала она ледяным тоном, – и я обязана его защищать.

– Но он мой сын, – повторил Никос, – не твой, и поэтому тебе незачем о нем волноваться. Ты отказалась от всех прав на него, когда взяла деньги. Ты подписала контракт. Ты отказалась от своих прав несколько месяцев назад, и ты их не вернешь.

От желания залепить ему пощечину у Джорджии чесались руки. Никос был непреклонным и невыносимым, его высокомерный тон соответствовал надменному выражению его лица.

Джорджии оставалось только стоять и выдерживать его взгляд, запрещая себе плакать и кричать. Она смотрела на Никоса снизу вверх, показывая ему, что она его не боится и никогда не испугается. Он должен понять, что он не всесилен. Он обычный человек. Несовершенный человек со сломленным духом и шрамами на лице, думающий, что он может контролировать Вселенную.

– Ты сердишься, – коротко произнес он.

– Я в ярости, – тихо согласилась Джорджия, ее голос дрожал. – И я обижена.

– Потому что я напомнил тебе очевидное? Заставил тебя признать правду?

– Потому что поцелуй в моей комнате изменил тебя, но ты, в свою очередь, выставил нечто прекрасное и замечательное чем-то некрасивым и отталкивающим. Мне было так хорошо, когда ты меня поцеловал и прикоснулся ко мне, а потом ты отстранился и превратился в настоящего монстра. Ты хочешь раздавить меня сейчас, но я тебе этого не позволю. Пусть я женщина и у меня не такое мощное телосложение, как у тебя, но я сильнее тебя. Я не сломаюсь. И я не позволю тебе сломать нашего сына.