– Вы знаете, что я имею в виду.
– Что вам налить?
– Я не хочу пить.
Никос наполнил высокий стакан и отнес его Джорджии:
– Это гранатовый сок.
Она взяла стакан и поставила его на стол рядом с собой.
– Вы в самом деле никогда отсюда не выезжаете?
– Уже год, как я никуда не ездил, – сказал он.
– А как у вас брали… материал… для зачатия ребенка?
– Сюда приезжала медицинская бригада.
– А если мне понадобится медосмотр? В Атланте я раз в месяц показывалась акушеру, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке.
– Врач будет приезжать к вам каждые четыре недели.
– Вы можете позволить себе вызвать врача, но не можете позволить себе Интернет?
– Прокладка оптоволокна потребует миллионы долларов. Вызов врача гораздо дешевле. – Никос с минуту ее разглядывал. – Неужели это так ужасно – не иметь доступа к Интернету? Вам так неприятно быть вдали от общества?
Помолчав, Джорджия отпила из стакана.
– Все нормально, – сказала она. – В отличие от большинства американских девочек я выросла без Интернета, телевидения и радио. Хорошо, что иногда у нас было электричество. Жизнь дочери миссионеров очень проста.
– Значит, вы выживете без Интернета.
– Конечно, выживу. Я просто не хочу так жить.
– Вы привыкнете.
– Так же как люди привыкают к тюрьме.
Никос уставился на нее в упор. Она моргнула, широко раскрыла невинные глаза и улыбнулась.
Однако ее улыбка была совсем не невинной.
В тот день Джорджия практически не ужинала. Она слишком устала, чтобы проглотить хотя бы кусочек пищи. Но сильнее всего ее беспокоила дверь спальни, которая не запиралась. Замок давал бы ей ощущение безопасности здесь, а также чувство контроля.
Она отказалась от привычного ей существования, чтобы приехать в Грецию. Неужели Никос не может пойти ей на уступку? Ей требовалось самой контролировать свою жизнь.
Думая о том, как она согласилась стать суррогатной матерью, Джорджия все отчетливее понимала, что совершила ужасную ошибку, но сегодня вечером она слишком устала, чтобы думать об этом. Единственный способ пережить последний триместр беременности – не нагнетать ситуацию.
Никос наблюдал за Джорджией через обеденный стол, замечая, как мерцающее пламя свечей освещает ее лицо, придавая ему таинственности.
Ужин закончился на удивление спокойно. Они почти не разговаривали во время еды, но Никос сомневался, что Джорджия ни о чем не думает. Она в принципе не была разговорчивой.
В начале их брака Эльза считала, что, если Никос молчит, значит, он злится или расстроен. Это провоцировало непонимание между ними, и Никос пытался объяснить, что он по натуре одиночка, потому что был единственным ребенком в семье и получил строгое воспитание.
В отличие от традиционных греческих семей, где было множество кузенов, кузин, дядюшек и тетушек, в семье Никоса были только его родители и дед, еще менее разговорчивый, чем родители. Отец заставлял Никоса самому находить себе занятия и развлекаться самостоятельно. К тому времени, когда Никос стал подростком, он привык много размышлять. Это помогало ему разбираться с проблемами и дало шанс спасти семейный бизнес. Его отец не был ни прирожденным лидером, ни здравомыслящим бизнесменом, и, когда Никос был еще юным, его отец следовал плохим советам и принимал ужасные решения. В конце концов он почти разорил семейную компанию. Если бы не агрессивный план реорганизации, предложенный Никосом, предприятия Паносов пошли бы с молотка.
Никосу было двадцать четыре года, когда он встал во главе семейной компании. В двадцать шесть лет он женился на Эльзе, а в двадцать восемь лет овдовел.
После смерти Эльзы он приехал на Камари и жил на острове, фактически в изоляции, последние пять лет. Овдовев, он не посещал ни одного публичного мероприятия. Он перестал путешествовать, чтобы не привлекать внимание к своим ожогам, потому что не желал слышать перешептывание у себя за спиной по поводу своего внешнего вида. Раз в год он появлялся в головном офисе компании Паносов в Афинах, а все остальное время управлял компанией с острова Камари. Из руководства компании он намеренно удалил всех женщин, не желая, чтобы они сочувствовали его внешности и считали монстром.
– Никос?
Услышав свое имя, он посмотрел на Джорджию. Она наклонилась к нему, шелковистые пряди падали ей на плечи, поблескивая в пламени свечей.
– Да? – Он почувствовал, что ему снова придется с ней спорить.
– Я хочу, чтобы на моей двери был замок. – Она говорила тихо и решительно.
Он напрягся и непроизвольно простонал, сожалея о том, что мистер Лоран не был с ним до конца откровенным. Лучший адвокат Атланты представил ему Джорджию как образец женского интеллекта и красоты – нечто среднее между Афиной и Афродитой. Но мистер Лоран ошибался на ее счет. Джорджия больше походила на Артемиду, чем на Афину или Афродиту. Артемида была самым независимым божеством и покровительствовала охоте, природе и родам.
– Мы обсуждали это вчера, – произнес он, теребя тяжелое серебряное кольцо для салфетки.
– Мне надо, чтобы вы поняли, почему я хочу запирать дверь на замок. Я знаю, для вас это не имеет смысла. Большинство людей меня не понимают, но я не буду чувствовать себя в безопасности.
– Несмотря на то что здесь вам ничто не угрожает? Если возникнет чрезвычайная ситуация, я должен иметь доступ в вашу комнату.
– В прошлый раз вы взломали дверь. – Ее губы изогнулись в улыбке, но взгляд остался серьезным. – Уверена, в чрезвычайной ситуации вы сможете сделать это снова.