– Разве вам было неприятно ехать сюда?
– Конечно, мне было неприятно. Я не знала вас. И я до сих пор вас не знаю. И то, что я узнала о вас после прибытия, мне не понравилось. – Джорджия посмотрела ему в глаза. – У меня ощущение, что вы и мистер Лоран меня обманули.
– Как мы вас обманули? Разве вам не заплатили? Разве вам не выдали невероятно щедрый бонус, чтобы вы приехали сюда?
– Теперь, когда я поняла, какой вы, я знаю, что попросила слишком мало. На самом деле вы вряд ли сможете заплатить мне столько денег, чтобы я согласилась мириться с вашим идиотизмом.
Никос помотал головой:
– Идиотизм?
– Да. Вы ведете себя как бандит.
– Хватит, дорогуша.
– Я хочу позвонить мистеру Лорану.
– И что, по-вашему, сделает мистер Лоран?
– Он достанет мне билет на самолет.
– Мистер Лоран работает на меня. Он мой адвокат.
– Он мне обещал… – Джорджия с трудом сглотнула, изо всех сил пытаясь вспомнить, что обещал ей мистер Лоран.
– Что же вам обещал мой адвокат, Джорджия? – растягивая слова, спросил Никос, видя ее неуверенность.
Она затаила дыхание и постаралась успокоиться.
– Он говорил, вы хороший человек и вам можно доверять. – Джорджия уставилась на него в упор. – И я ему поверила. Поэтому либо вы уважаете мои желания и сейчас же уходите из моей комнаты, либо я пойму, что ваш адвокат солгал.
К счастью, ее голос звучал ясно, решительно и авторитетно. Именно таким голосом следовало разговаривать в критических ситуациях. А общение с Никосом Паносом было определенно опасным, пока он стоял к ней вплотную, сжав кулаки и стиснув зубы, и буравил ее взглядом. Но отступать Джорджия не собиралась.
– Никто никогда не говорил со мной так нагло, – проворчал он.
– Возможно, если бы с вами так разговаривали, у вас были бы манеры получше.
– Достаточно! – рявкнул Никос. – Я устал от вас. Меня утомляет ваш голос. Я совершенно уверен, мой сын тоже сыт им по горло. – С этими словами он вышел за дверь.
Ошеломленная, Джорджия упала на диван в гостиной и поджала под себя ноги. Ей казалось, что она пережила крупное сражение и проиграла.
Никос Панос не был похож ни на одного ее знакомого, и она искренне надеялась, что подобные персонажи больше никогда не попадутся на ее пути.
Прошло несколько минут, но она продолжала дрожать. Она не боялась Никоса, а просто перенервничала.
В дверь постучали.
– Да? – произнесла она, будучи слишком усталой, чтобы встать с дивана.
На пороге стоял Никос. Он был таким же недовольным, как и десять минут назад.
– Можно войти? – спросил он.
– Если мы закончили спор, – ответила Джорджия.
Он прошагал к ней:
– Я тоже не в восторге от ссоры.
Она выгнула бровь, но промолчала.
Он ходил туда-сюда по гостиной, стиснув зубы. Его блестящие черные волосы были взъерошены, но все равно красиво обрамляли его лицо. Когда Никос не разговаривал и не раздражал Джорджию, он выглядел очень привлекательным.
– Я не диктатор, – сказал он наконец, повернувшись к ней, скрестив руки на мощной груди. – Я обычный человек. Вот и все.
Он казался почти уязвимым. У Джорджии заныло в груди, а к горлу подступил ком.
– Простите, если я вас обидела, – осторожно произнесла она. – Но здесь для меня все чужое. Мне неуютно.
– Я не старался вас унизить, а просто пытался помочь вам.
Она чуть не улыбнулась, но потом вспомнила его последние слова:
– Вы жестоко упрекнули меня в том, что ваш сын сыт по горло моим голосом.
Никос ничего не сказал. Он просто смотрел на нее.
К горлу Джорджии подступил ком, на глаза навернулись жгучие слезы. Она никогда не плакала перед незнакомыми людьми. Сцепив руки на коленях, она быстро заморгала.
– Ваш сын живет в моем теле. – Ей было трудно говорить. – Он даже не знает вас, Никос. Он сейчас знает только меня. Мой голос. Мое сердцебиение. И к вашему сведению, ему нравится и то и другое.
На виске Никоса пульсировала жилка.
– В этом я не сомневаюсь, – тихо сказал он. – Уверен, он думает, что вы его мать.
Чтобы не расплакаться, Джорджия отвернулась и до крови прикусила нижнюю губу. Никос прав. Этот ребенок потеряет свою мать так же, как Джорджия потеряла свою… Как несправедливо. Но она приняла решение, чтобы обеспечить будущее своей сестре. Это единственное, о чем Джорджия должна думать в нынешних обстоятельствах.
Она заморгала, отчаянно пытаясь избавиться от слез.
– Поэтому вы здесь, – монотонно прибавил Никос. – Мой сын должен узнать меня, привыкнуть к моему голосу, чтобы между ним и мной возникла связь после того, как вы выйдете из роддома. Ребенок не будет переживать стресс, потому что у него буду я – его отец.
Никос только все усложнял. Его слова казались солью на ее открытой ране. На секунду Джорджии стало трудно дышать. Ее сердце пронзила боль.
Она запрещала себе считать ребенка своим. Почти шесть месяцев она напоминала себе о том, что из нее получится плохая мать. Она даже в детстве не любила играть в куклы, в отличие от своих сестер.
Джорджия постоянно твердила себе, что по натуре она сорванец. Ей не нужны ласка, объятия и нежность. Она предпочитала бегать, прыгать и плавать. Повзрослев, она с удовольствием конкурировала с другими детьми, отлично училась, особенно хорошо ей давалась математика. Она любила решать сложные задачи в уме, а потом еще одним ее любимым предметом стала химия. Наука казалась ей смыслом жизни. Эмоции и чувства Джорджия считала бессмысленными, потому что ими невозможно управлять.
Она не хотела детей, поэтому с легкостью согласилась стать донором и суррогатной матерью. Однако после новости о беременности у нее все-таки екнуло сердце. Джорджия испытала шок и радость, а потом решила сосредоточиться на своем будущем, связанном с медициной.